Вновь оглянув свои владения, Бер задумался о том, как здорово было знакомиться с прохожими. Вот проходит какая нибудь красивая девушка, а ты на неё взглянешь, убедишься, что ты ей не безразличен, ушки прижмёшь, присядешь аккуратно и ждёшь. Наверное, даже не ласки ждёшь, а просто этого момента, когда глаза в глаза. Сидишь перед ней, а она уже тебя за ушком чешет и как-то непроизвольно получается мурлыканье. Глаза сами собой прикрываются и вот бы теперь она дала тебе что-то вроде суши или антрекота. Но она всего лишь последний раз проведёт рукой по мягкой шёрстке, отойдёт на шаг, в глаза последний раз глянет и даст себе обещание: уходя, не оборачиваться, не смотреть в эти жалостливые глаза. Они у меня не жалостливые, я всего лишь хочу поесть. Но ты мне нравишься, но наш брак не разрешат, так что прости, малышка. Берлин всегда был уверен в том, что все девушки мечтают выйти замуж за кота, ведь это же так здорово: просыпаешься, с тобой кот; засыпаешь, с тобой кот; приходишь с работы, кот у двери ждёт; готовишь кушать, кот в ногах твоих путается. И, что не может показаться странным, никто никогда не запрещал Берлина об этом думать и видеть во снах. Удивительно, что он часто задумывался о таких отношениях, но пообещал никогда себе таких не допустить. А теперь у него есть Госпожа, есть та, которую иногда придётся слушаться. Которая может прикрикнуть, а Берлин такого не потерпит. Он знал, что все хозяева когда-нибудь кричат. Их часто что-то расстраивает. Берлин не хотел её расстраивать. Он не хотел расстраивать пса, который жил здесь и живёт по сей день. И посчитал нужным уйти. Уйти не навсегда, может. Он ещё бы вернулся сюда, точно. Но сейчас... Он просто испугался, он всего лишь струсил.
Пока девушка занималась какими-то своими делами, которые, ну конечно, безумно важные, может даже неотложные, навряд ли нужные, но в прочем это сейчас не так важно. Кот плавно привстал, чуть потянулся, размял свои кости. Посмотрел на Госпожу и решил больше не появляться на её глазах, примерно месяца два. И дал себе обещание познакомиться с псом, который живёт здесь. Он сам не давал себе отчёта в своих действиях, в своих обещаниях, в своих желаниях. Но точно знал - ему это нужно. Осторожно спустился с дивана, у него появились гири на сердце от того, что он предаёт ту, с которой ещё не знаком так близко, как хотелось бы. Но свобода, кажется, всегда важнее. Берлин не хотел представлять себя птицей, запертой в клетке, которую обычно закрывают чёрной тканью, когда та надоедает. Он не хотел видеть улицу через окна. Он боялся быть обречённым на вечное просиживания своей жизни дома. Он испугался очевидного. Берлин бы утратил все свои навыки и интерес к жизни пропал бы. Он не хотел. Ему надо было выбраться отсюда, из этой птичьей клетки, но всё-таки столь прекрасной и манящей. Осторожно ступая на свои мягкие лапки он пообещал себе не оборачиваться. Он пообещал себе не возвращаться. Он дошёл до двери, немного с ней повозился, но всё же приоткрыл. И как только за его спиной закрылась входная дверь он почувствовал тяжесть на своём сердце. Гири становились всё тяжелее. Она не должна думать обо мне плохо. И пусть не ищет меня. Нигде.

Луг